Любимые стихи

[Vdovy]

мене малого на руках
не підкидав до стелі тато.
ростив із мене козака
старий дідусь. їх небагато
лишалося тоді в селі.
війна, про що тут не казати,
зуміла й не таких вузлів
в дитячих душах нав’язати.
на тій далекій вже війні
після вселенського содому
повезло батькові й мені:
живим вернувся він додому.
він старшим став і я підріс.
війна ж свою зробила справу,
пішло між нами все навкіс,
мені вбачалося по праву
серед усіх чоловіків
(признати й досі не боюся)
багато довгих ще років
мав найріднішим я дідуся.
нелегко батькові було
на ту, мабуть змиритись втрату.
війна задимленим крилом
таки черкнула нашу хату.
давно вже батько мій помер,
а я дітей підняв на ноги,
та серцем хворим лиш тепер
пізнав усі його тривоги.

[Vdovy]

Перевтомлене мiсто давно спочива,
тiльки потяг нiчний десь несе перестуки.
Пише жiнка вiршi, не даються слова,
не зливаються в щиру мелодiю звуки.

Перечеркує в зошитi знову рядки -
не з словами воює нiчна поетеса...
не побачать тих творiв наївно-гiрких
нi подруги замiжнi, нi рiднi, нi преса.

Нiжнi пальцi стискають в руках олiвця,
похилилась в задумi на стiл головою,
ледь на скронях бринить сивина у творця,
не з словами воює вона, а з собою.

Пише жiнка вiршi, бо втомилась душа,
переповнилось серце тривожним чеканням.
Перестуки колiс десь далеко спiшать
та не хочуть нiяк привезти їй кохання.

[Vdovy]

Друкує хлопчик на сучасному комп’ютерi
моїх вiршiв просапанi грядки.
Нудна робота, як осiннiй дощ на хуторi -
рядочок до рядка i знов рядки.

Але нехай, колись, як вийде збiрочка,
в нiй буде грiти i його душа,
i над одним буде стояти зiрочка,
що це йому присвячено вiрша.

[L'âme Sombrement]

спектакль-гала! чу, срок настал,
печалью лет повит.
под пеленою покрывал
сокрыв снега ланит,
сияя белизной одежд,
сонм ангелов следит
за пьесой страха и надежд,
и музыка сфер гремит.

по своему подобью бог
актеров сотворил.
игрушки страха и тревог
напрасно тратят пыл:
придут, исчезнут, вновь придут,
покорствуя веленью сил,
что сеют горе и беду
движеньем кондоровых крыл.

пестра та драма и глупа,
но ей забвенья нет:
по кругу мечется толпа
за призраком вослед,
и он назад приводит всех
тропой скорбен и бед.
безумие и черный грех
и ужас - ее сюжет.

но вдруг актеров хоровод
испуганно затих.
к ним тварь багряная ползет
и пожирает их.
ползет, свою являя власть,
жертв не щадя своих.
кровавая зияет пасть -
владыка судьб людских.

всюду тьма, им всем гибель - удел,
под бури пронзительный вой
на груды трепещущих тел
пал занавес - мрак гробовой.
покрывала откинувши, рек
бледных ангелов плачущий строй,
что трагедия шла - "человек"
и был червь победитель - герой.

[Katalina]

неипацца мой любимый стих
ІНТЕРНЕТ - Я

Я,
1948-ий Михайло,
скорпіон року,
дерево лебедя,
скальпелі крил
випотрошують гнізда мої…

Я,
1948-е ім’я
покровителя Києва,
не прописаний в ньому…

Я,
жених рожевої яблуні,
кум Франсуа Війона,
жеребець снів…

Я
падаю снігом
на перса твої,
Україно…

Михайло Каменюк

[Лами]

было однажды. случилось и кануло,
словно с небес звонким дождиком капнуло -
дзынь! и - исчезло навек.
списано было на странность погодную,
голову, вовсе уже непригодную,
тяжесть над областью век.

кто б мог подумать, что эти видения,
звуки и всполохи - не совпадения.
знак был не понят и пуст.
пояс затянут, сомнения прогнаны,
страхи развенчаны, линии - погнуты...
жаль, не сбылось. ну и пусть.

клер

[Рыжая бестия]

ну почему же люди так жестоки?
и влюблены, и в то же время одиноки.
они не видят и не замечают,
и ценят лишь тогда, когда теряют....

[Лами]

я знаю, как мое солнце любит меня
оно прижмется щекою к моей щеке
и легонько укусит, меня дразня
а после отправится в путь налегке

нелегок тот путь, далек от моей стороны
а солнце мое пойдет
места себе не найдет
вернется ко мне и скажет, что нет никакой стороны

а место его будет пусто, светло и тепло
вместо земли трава
на мягком лежит голова
уши растут и слышат, как оно идет

ирина максимова

[Лами]

может быть, это полночь, может быть, это в прошлом:
эхо гудка и поезд, тронувшийся чуть раньше,
раньше на полминуты, чем бесполезно и пошло
можно крикнуть: вернись! так избегают фальши.
воздух морозный прям, как провода, как рельсы.
так выдувает душу в лёд или ветер в поле.
пива и дыма вволю и достоевский, "бесы",-
можно читать всю ночь. так избегают боли.

можно коснуться дна, думая о вчерашнем,
мерно крошить стекло, выгнув на слом запястье.
неровный проём окна дышит ночным и страшным.
лечь с нелюбимым всласть. так избегают страсти.

так избегают жизни, не избегая смерти,
так избегают бога, не прекращая бега.
пьян гробовщик, но он точно снимает мерки.
полночь. пустой перрон. комья чёрного снега.


наталья санникова

[Лами]

мир начинался комнатой, плюс шаги
гладили против шерсти зеленый ковер,
оставляя на нем геометрию ступни.
пространство кончалось там, где дремал коридор.

катая во рту кругленькие драже
чужих имен, не зная хозяев их,
вкус испарялся, и я понимал - уже
не позову ее, поскольку мой голос тих.

пока пульс учащен и тревожен взгляд,
любой диалог по сути своей сложен.
но так сложился логический жизненный ряд,
поэтому пульс учащен и взгляд тревожен.

светает немного быстрее. февраль дуреет,
дурнеет, его больше никто не хочет,
чувства, выращенные в оранжерее,
капризны как орхидеи. и сердце глохнет.

любовь начинается позже, чем сердце екнет,
покуда не скрипнет внутри маховик железный,
а ресницы, что от избытка влаги мокнут,
так сказать, критерий совсем не верный.

город, вползая в спальню, крадется еле-
еле. щелкает пальцами, кожа его тонка.
я валяюсь в полупустой постели,
почти у самого выхода из
тупика.

игорь кузнецов